13. Однажды шел с аввою Даниилом ученик его, авва Аммон, и сказал старцу: отец! когда мы престанем скитаться и будем постоянно пребывать в келлии? Авва Даниил отвечал ему: а кто может отнять у нас келлию? когда мы в келлии, тогда — с нами Бог, и когда мы вне келлии — также с нами Бог[11].

Преуспеяние старца в душевном делании было таково, что он постоянно пребывал умом в сердечной клети; к такому совершенству стремился он возвести ученика своего. Так важно руководство духоносным наставником, что святые отцы советуют новоначальному иноку предпочесть торжище пустыне, если на этом торжище живет духоносный наставник[12].

14. Однажды авва Даниил, пресвитер скитский, пошел в Фиваиду, взяв с собою одного из учеников своих. Они плыли вверх по реке Нилу, и когда доплыли до некоторого селения, — старец повелел лодочникам пристать к берегу. И сказал старец ученику своему: нам должно остановиться здесь. Ученик, услышав это, начал роптать, говоря: доколе нам скитаться! пойдем в Скит. Старец сказал: нет! останемся здесь. Они сели посреди села, как странники. Ученик сказал старцу: угодно ли такое поведение Богу, что мы сидим здесь, как миряне? по крайней мере пойдем в церковь. Старец отвечал ему: нет! останемся здесь. Они пробыли тут до глубокого вечера. Брат начал выражать огорчение на старца, оскорбляя его и говоря: беда мне с тобою, старик! из-за тебя приходится мне умирать! Когда ученик укорял таким образом старца, подошел к ним престарелый мирянин, весь седой, сгорбленный от старости. Увидев авву Даниила, он пал к ногам его и начал лобызать их и обливать слезами. Приветствовал он и ученика. Потом сказал им: если вам угодно, пойдем в дом мой. У него в руке был фонарь, с которым он ходил по улицам, ища странных, и вводил их в дом свой. Он взял старца и ученика его и других странников, которых нашел, и ввел их в дом. Налив воды в умывальницу, он умыл ноги старцу и прочим братиям. Кроме одного Бога, он не имел ничего иного ни в дому, ни в каком другом месте. Странникам предложена была трапеза. Когда они отужинали, хозяин собрал оставшиеся укрухи и выбросил собакам того селения. Таков был у него обычай: он не оставлял на завтрашний день ни одной крохи от хлеба, который предлагался на ужине. Старец отвел хозяина в особенное место, и там наедине беседовали они до утра, говоря о пользе душевной со многими слезами. По наступлении утра, они простились и разошлись. Дорогою ученик поклонился старцу, говоря: окажи любовь, авва, поведай мне, кто этот человек, и как ты знаешь его? Но старец не хотел сказывать. И опять брат поклонился ему, говоря: авва! о многом другом ты поведал мне, а об этом человеке не хочешь сказать. Точно: старец сообщил ему о добродетельной жизни многих святых, а о престарелом мирянине не хотел сказать. Брат очень оскорбился этим, и уже во всю дорогу ни о чем не говорил со старцем. Когда они пришли в свою келлию, брат не захотел принести в обычное время хлеб старцу, который вкушал ежедневно в десятом часу (в четвертом по полудни). Наступил вечер. Старец пришел в келлию брата и сказал ему: Чадо! что значит это? ты оставил меня, отца твоего, без пищи. Брат отвечал: если бы я имел отца, то отец любил бы своего сына. Услышав это, старец поворотился и хотел выйти из келлии, но брат догнал его, остановил, начал целовать ноги его, говоря: жив Господь! не оставлю тебя, доколе мне не поведаешь, кто — этот человек. Брат никак не хотел оставить старца в скорби, потому что очень любил его. Тогда старец сказал: дай мне немного поесть, и я скажу тебе. После вкушения пищи старец сказал брату: не будь непокорен. Не хотел я сказывать тебе за прекословие, которое ты допустил себе в селении. Смотри, не сказывай никому о том, что услышишь от меня. Человек этот называется Евлогий. По ремеслу своему он — каменосечец, проводит весь день в работе, ничего не вкушая даже до вечера. По наступлении вечера возвращается в дом свой, куда приводит с собою всех странных, каких только найдет в селении, и монахов и мирских, предлагает им пищу, как ты видел, оставшиеся же укрухи выкидывает собакам. Ремеслом своим он занимается с юности своей и доселе; теперь ему более ста лет, но и поныне Бог подает ему такую же крепость в работе, какую он имел в молодых годах. Ежедневно он вырабатывает по золотой монете. Сорок лет тому назад я пришел в это селение для продажи рукоделия. Тогда был я еще не стар. При наступлении вечера, пришел по обычаю своему Евлогий, взял меня и прочих, каких нашел странников в дом свой, угостил нас, как ты видел. Я удивился его добродетельной жизни и начал поститься по неделе и молить Бога о нем, чтоб подал ему значительное имущество на дело странноприимства. Я провел в таком посте три недели и более, и столько изнемог от поста, что едва был жив. Вот! вижу некоего священнолепного, который пришел ко мне и сказал: что с тобою, авва Даниил? Я отвечал ему: дано мною слово пред Богом не вкусить хлеба, доколе Бог не услышит молитвы моей о Евлогии каменосечце и не пошлет ему благословения, чтоб он мог преизобиловать в деле странноприимства. Он сказал: напрасно! ему лучше оставаться в том положении, в котором он находится ныне. Я сказал ему: нет, Господи, подай ему, чтоб все прославили Твое Святое имя. Он отвечал: говорю я тебе, что настоящее его положение хорошо для него. Если же непременно хочешь, чтоб я падал ему: то согласишься ли взять на себя ручательство о душе его, что он спасет ее при умножении имения его? При таком условии я подам ему. Я сказал: Владыка! от руки моей взыми душу его. В то время, как я говорил это, увидел себя стоящим в храме святого воскресения в Иерусалиме. Там увидел я священнолепного отрока, который сидел на камне; Евлогий стоял на правой стороне Его. Отрок приказал одному из предстоявших Ему подозвать меня к Себе. Когда я приблизился, Он сказал мне: ты ли, поручившийся за Евлогия? Предстоявшие сказали: точно так, Владыко: он. Отрок сказал: Взыщу с тебя поручительство твое. Я сказал: Взыщи, Владыко, с меня; только умножь имение его. После этого я увидел, что некие два начали влагать в недро Евлогию великое множество золота, и чем более они влагали, тем недра более вмещали. Проснувшись, я понял, что я услышан, и прославил Бога. В это время Евлогий, вышедши однажды на обычную работу, ударил в камень и услышал, что в камне была пустота; он повторил удар, от которого образовалось небольшое отверстие; он ударил в третий раз, и открылась значительная пустота, заполненная золотом. Объятый ужасом, он сказал сам себе: что мне делать? не знаю. Если возьму золото в дом мой, услышит правитель, похитит клад себе, а меня подвергнет напасти. Однако возьму золото и сложу в таком месте, в котором никто не узнает о нем. Он купил волов будто бы для перевозки камней, и ночью, с великою осторожностию, перевез золото к себе в дом. Доброе дело странноприимства, которое он доселе исполнял ежедневно, было оставлено им. Он нанял корабль и прибыл в Константинополь. Там царствовал тогда Иустин, дядя Иустинианов. Евлогий дал много золота царю и вельможам его, получил сан епарха и купил себе великолепные палаты, которые и доселе называются египетскими. По прошествии двух лет опять вижу во сне священнолепного Отрока, виденного мною прежде, во святом храме воскресения, и сказал я сам в себе: где Евлогий? По прошествии краткого времени вижу, что Евлогия изгоняют от лица Отрока, и некоторый ефиоп увлекает его. Проснувшись, я сказал сам себе: увы мне грешному! что сделал я? погубил душу мою! Пошел я в то селение, где прежде жил Евлогий, как бы для продажи моего рукоделия. Пришедши в селение, я ожидал, что придет Евлогий и по обычаю введет меня в дом свой; но никто не пришел и не пригласил меня. Я встал и, увидев некоторую старицу, просил ее принести мне немного хлеба, потому что в тот день я еще не ел. Она поспешно пошла и принесла мне хлеба и вареной пищи, и, севши возле меня, начала говорить мне духовные назидательные слова. Не полезно тебе, говорила она, выходить в мирские селения. Разве ты не знаешь, что монашеская жизнь нуждается в удалении от молвы? И много другого полезного она сказала мне. Я возразил ей: Ведь я пришел продать рукоделие мое. Она сказала на это: хотя ты и пришел для продажи рукоделия; но не должен был оставаться в селении до такой глубокой ночи. Я отвечал: да, да! Потом спросил я ее: скажи мне, мать, нет ли в этом селении кого-либо, боящегося Бога и принимающего странных? Она, вздохнув, сказала мне: о, отец и владыка! имели мы здесь каменосечца, очень милостивого к странным. Но Бог, видя добродетель его, излил на него щедроты свои: слышим о нем, что он теперь в Константинополе, и сделался знатным человеком. Услышав это, я сказал сам себе: я сделал это убийство. Немедленно пошел я в Александрию, сел в корабль и прибыл в Константинополь. Там я стал расспрашивать, где египетские палаты, и как мне найти их. Рассказали мне это, я пошел и сел у ворот дома Евлогиева, ожидая выхода вельможи. Вижу: вышел он с великою гордостию; я воззвал к нему: помилуй меня, имею нечто сказать тебе! Он не только не захотел взглянуть на меня, но и приказал рабам своим бить меня. Я поспешно перешел на другое место, мимо которого должно было идти ему, и опять воззвал к нему. Он опять приказал бить меня больше прежнего. Таким образом я провел четыре недели пред вратами дома его, обуреваемый снегом и дождем, и не мог побеседовать с ним. Изнемогши, я ушел оттуда, повергся пред образом Господа нашего Иисуса Христа и молился со слезами, говоря: Господи, разреши меня от поруки за этого человека! иначе я оставлю монашество и пойду в мир. Когда я говорил это мыслию, вздремнулось мне, и, вот, слышу необыкновенное смятение и голос: идет Царица! Пред нею шли полки — тысячи тысяч и тьмы тем народа. Я воззвал к ней: помилуй меня, Владычица! Она остановилась и сказала: чего ты хочешь? Я отвечал: я поручился за Евлогия епарха: повели, чтоб я был уволен от этой поруки. Она сказала: Я не вхожу в это дело: удовлетвори, как хочешь, своему поручительству. Проснувшись, я сказал себе: если мне придется и умереть, не отступлю от врат Евлогия, пока не улучу возможности побеседовать с ним. Опять пошел я ко вратам его, и, когда он хотел выйти, я опять воззвал к нему. Тогда подбежал ко мне один из рабов его и нанес мне столько ударов, что сокрушил все тело мое. Пришедши в совершенное недоумение и уныние, я сказал себе: возвращусь в Скит, и если угодно Богу, то Он судьбами Своими, ведомыми Ему единому, спасет Евлогия. Я пошел искать и нашел корабль, которому должно было плыть в Александрию. Вошел я в этот корабль, и от скорби упал, как мертвый. В этом положении я задремал, и вижу себя в храме святого воскресения, вижу опять священнолепного Отрока, который сидел на камне честного гроба. Отрок воззрел на меня гневно: от этого как бы окаменело сердце мое, и я не мог отворить уст моих. И сказал мне Отрок: что же ты не действуешь по поручительству твоему? Он повелел двум из предстоявших Ему повесить меня, и били они меня довольно, приговаривая: не начинай дела, превышающего твои меры, не препирайся с Богом, не стужай Божеству. От страха я не мог отворить уст моих. Когда я еще висел, услышался голос: Царица идет! Увидев ее, я несколько ободрился и сказал ей тихим голосом: Владычица мира, помилуй меня. Она спросила, как и в первый раз: чего ты хочешь? Я сказал: я повешен здесь за поручительство мое за Евлогия. Она сказала мне: Я умолю за тебя. И видел я, что Она подошла к Отроку и начала целовать ноги Его. Отрок сказал мне: впредь не будешь ли делать этого? Не буду, Владыко! отвечал я. Молился я о Евлогии, желая лучшего. Владыко! я согрешил: прости меня, и повели разрешить. Он сказал мне: иди в келлию твою, и уже не заботься о Евлогии, которого Я возвращу к его прежнему добродетельному жительству способом, Мне известным. Я проснулся неизреченно радостным, избавившись от такого поручительства и благодарил Бога и Пресвятую Владычицу Богоматерь. По прошествии трех месяцев дошел до меня слух, что царь Иустин умер, что вместо его воцарился новый царь, который поднял гонение на вельмож умершего царя, на ипатов и диксикратов и на моего Евлогия епарха. Двое из этих вельмож были убиты, имение их разграблено, равно как и богатство Евлогия, сам же он бежал из Константинополя ночью: потому что царь велел искать его, и убить там, где найдут. Евлогий, переменив одежду на себе, облекшись в такую, какую он носил прежде, в дни убожества своего, возвратился на прежнее место жительства своего. Стеклись к нему поселяне, желая видеть его, и говорили ему: мы слышали о тебе, что ты сделался вельможею. Он отвечал: если бы я возведен был в сан вельможи, то вы бы не увидели меня здесь. Вы слышали о ком-либо другом, а я ходил для поклонения к святым местам. Опомнившись от упоения суетою мира, Евлогий говорил сам себе: смиренный Евлогий! встань, примись за твои орудия, и поди на работу. Здесь не Константинополь! иначе, пожалуй, снимут с тебя голову. Он взял орудия ремесла своего, пришел к камню, в котором прежде нашел имение, полагая, что вторично найдет подобное. Ударял он в камень до самого полудня, и не нашел ничего. Вспомнились тогда ему обилие яств и наслаждений, которые он имел, живя в палатах, в обольщении и гордости мира сего. При этом опять говорил он себе: встань, работай: здесь — Египет. Мало помалу святой Отрок и святая Владычица наша привели его в прежнее благочестивое устроение. Праведный Бог не забыл прежнего добродетельного жительства его. По прошествии нескольких лет я пошел опять в это селение. При наступлениивечера, Евлогий пригласил меня в дом свой по прежнему обычаю своему. Едва я увидел его, как вздохнул из глубины сердца, прослезился и сказал: Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси (Пс. 103, 24). Кто Бог Велий, яко Бог наш, воздвизаяй от земли нища и от гноища возносяй убога (Пс. 76, 14. 112, 7). Владыко, Господи! чудеса Твои и судьбы Твои кто может исповедать? Я, грешник, начал уже погибать; едва не вселилась во ад душа моя!... Евлогий взял воду и умыл ноги мои по обычаю; предложил и трапезу. По окончании ужина я спросил у него: как поживаешь, брат? Он отвечал мне: молись за меня, отец: потому что я — человек грешный, и у меня нет никакого имущества. Я сказал ему на это: о, если бы ты не имел и того, которое имел! Почему так, авва и владыка? возразил он, разве я чем-нибудь соблазнил тебя? Тогда поведал я ему все случившееся, и мы плакали вместе. Потом он сказал мне: молись о мне, чтоб я исправился хотя отныне. И сказал я ему: истинно говорю тебе, брат: не ожидай получить имение, большее того, которое имеешь; будешь получать по одной золотой монете на день. — Это даровал ему Бог на дневное содержание. Вот, чадо, я сказал тебе, как знаю его, а ты не пересказывай этого никому. Ученик сохранил в тайне событие до смерти святого старца. Должно удивляться человеколюбивому смотрению о нас Бога! В короткое время Бог вознес Евлогия на такую высоту и опять смирил его к душевной пользе его. Помолимся и мы, чтоб нам даровано было смириться в страхе Господа нашего Иисуса Христа, чтоб получить милость на страшном суде Его молитвами Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых[13].

[11]Алфавитный Патерик. 

[12]Преп. Симеон, Нов. Богослов. 

[13]Алфавитный Патерик.